Сергей Михеенков - Солдатский маршал [Журнальный вариант]
…Солнце уже стояло совсем низко над горизонтом, когда в районе Рудни появились немецкие танки. Шли они по дороге в направлении города, вблизи которого был мой командный пункт. Услыхав стрельбу, не похожую на стрельбу полевой артиллерии, я послал офицера связи на легковой машине вперёд, чтобы выяснить, что там происходит. В 3 км от моего командного пункта на повороте шоссе он столкнулся в упор с немецкой танковой колонной, впереди которой на легковой машине ехали три фашистских офицера.
Офицер связи, будучи находчивым человеком, выскочил из машины, бросил ручную гранату в машину фашистов и, нырнув в высокую рожь, бегом направился обратно, чтобы предупредить нас об опасности.
Танки противника на некоторое время задержались возле подбитой машины, затем снова двинулись в Рудню.
Пока офицер связи добрался до нас, вражеские танки вышли в район командного пункта. Они обстреливали дорогу и обочины. Над нашими головами то и дело проносились немецкие самолёты, бомбившие и обстреливавшие местность, лежащую на пути движения танков.
Мы находились в густом кустарнике в ложбине, в стороне от дороги. Машины и люди были отлично укрыты густой рожью, а выезд с командного пункта на шоссе был сделан далеко в стороне.
Когда вражеские танки оказались в полукилометре от Рудни, из города навстречу танкам, не подозревая об опасности, выехали две военные легковые машины. Сидевшие в них люди, заметив танки, вышли из машины и побежали к позициям противотанковой батареи, расположенным на подступах к городу. Несколько пушек немедленно открыли огонь по танкам. Головной танк остановился, следовавшие за ним танки стали разворачиваться вправо и влево, открыв огонь по нашей батарее, но она продолжала стрелять, задерживая их продвижение. Люди, организовавшие борьбу артиллерии с танками, сели в машины и, свернув с шоссе, поехали по просёлочной дороге.
Позже выяснилось, что в машинах ехали командующий 19‑й армией генерал–лейтенант И. С. Конев и начальник политотдела армии бригадный комиссар А. М. Шустин, который был в этом бою ранен. Они направлялись в передовые части, попутно предполагая заехать и на наш командный пункт. Выехав из города и неожиданно натолкнувшись на вражеские танки, И. С. Конев быстро организовал отпор танкам.
На подступах к Рудне головные танки вновь задержались, открыв прицельный огонь по станции и городу. Остановилась и развернулась следовавшая за танками колонна мотопехоты. Заработали станковые пулемёты. Немецкие автоматчики двигались прямо на нас.
Оставалась единственная возможность: выбраться на север. Впереди было открытое пространство метров 150–200. Я сказал шофёру Демьянову, чтобы он сделал несколько резких поворотов в сторону, пока мы не въедем в рожь. Со мною ехали Хирных и Пархоменко, остальные тоже приготовились к отходу, кто на машинах, кто на мотоциклах, кто пешком.
Фашисты никак не думали, что у них под носом находится командный пункт заместителя командующего фронтом. Орудия танков и пулемёты не были повёрнуты в нашу сторону, и наш маневр удался. Вслед нам раздалось несколько автоматных очередей. Спаслись все. Генерал Конев, считая меня погибшим, донёс об этом в штаб фронта…»
Наблюдавший дуэль между танками и артиллеристами, которыми командовал командарм‑19, Ерёменко, в свою очередь, доложил в штабе фронта о вероятной гибели генерала Конева.
И. С. Конев: «У шоссе, идущего от Витебска на Рудню, я увидел брошенную 45‑мм пушку с несколькими снарядами, а возле неё артиллериста. Чтобы поставить орудие на более выгодную позицию, мы вытянули его с обочины прямо на шоссе. Пока мы эту операцию проводили, подполковник Чернышёв, мой адъютант для поручений, вёл наблюдение в бинокль, и он вдруг докладывает: 1 оварищ командующий, из леса выходят на шоссе немецкие танки».
Смотрю, действительно, танки с крестами и свастикой. Тогда я встал к орудию, прицелился за первого номера, а тому парню–артиллеристу скомандовал: «Огонь!» Пальнул из пушки — и попали в передний танк. Облако дыма… Немцы, однако, быстро пришли в себя и стали разворачивать танки. Пришлось ретироваться, сперва на машине, она была под рукой, а когда машина, как назло, застряла у деревни Рудни на огороде, — бросить её и перебегать, укрываясь от огня за домами. Начальника политотдела, бывшего со мной, ранило в руку… Перемахнули через забор, по овражку вверх, а за ним на высотке стоял наш бензовоз. Откуда–то подоспела легковая машина, в неё мы втащили раненого и под огнём по шоссе отправили его в штаб армии. Сам я на бензовозе перевалил через высотку, нашёл ещё какую–то машину и к вечеру добрался в свой штаб армии, находившийся на станции Кардымово. Приехал, а мне докладывают: «Получено донесение, что вы убиты… Сообщил генерал Ерёменко. Он видел, как немецкие танки развернулись и вели огонь по командарму Коневу».
Как видите, два генерала вспоминают один и тот же случай по–разному. Но, скорее всего, Конев в деталях точнее. Посудите сами, почему «противотанковая батарея, расположенная на подступах к городу», не открыла огонь до того, как к ней подбежали офицеры штаба армии и сам командующий? Так что вряд ли соответствует действительности картина, нарисованная заместителем командующего Западного фронта о том, что «несколько пушек немедленно открыли огонь по танкам». Противотанковые пушки, скорее всего, были брошены своими расчётами. Конев, старый артиллерист, конечно же, умел обращаться с «сорокапяткой» — самой распространённой в наших войсках пушкой. При этом, из описания последовательности событий, произошедших в тот день на шоссе Витебск — Смоленск, следует, что Конев успел всех своих офицеров расставить по местам в орудийном расчёте. Но при этом знал, что лучше него никто выстрелить по танку не сможет. Поэтому обязанности наводчика принял на себя. Обстоятельства, в которых оказался командарм и его офицеры, подтверждают, что артиллеристов в тот момент рядом не было.
Эпизод можно комментировать с разных точек зрения. С одной стороны, не дело командарма стрелять из ПТО по немецким танкам. Его дело организовать свою армию так, чтобы по танкам палили те, кому это положено по штату. Как говорил Наполеон, храбрость генерала и храбрость ротного фельдфебеля не одно и то же. Но это был 41‑й год. И генерал Конев каждую минуту не мог ручаться за то, что следующая не будет последней в его жизни, как и в жизни любого солдата. Однако в любом случае этот эпизод характеризует будущего маршала как воина, способного действовать при любых обстоятельствах. Витебское сражение научило Конева многому. И не только управлению войсками. Но и управлению генералами. Уже под Смоленском он пишет представление Главкому Западного направления маршалу Тимошенко: «Командир 34 СК (стрелкового корпуса) генерал–лейтенант Хмельницкий в бою показал неустойчивость, плохо руководил войсками, снят с занимаемой должности. Предан суду. 27.07.1941».
К сожалению, командиры корпусов 19‑й армии показали полную неспособность руководить войсками в условиях военных действий. Можно предположить, что имел в виду Конев под словом «неустойчивость». Цену слову он знал, и только, видимо, в последний момент сдержал себя, и в документе, таким образом, не появилось слово «трусость». А оно тогда было в ходу. Но можно предположить, что Конев знал или догадывался о второй сути своего подчинённого, и поэтому в представлении был сдержан.
Первые бои научили Конева ценить хороших, толковых командиров, которые не боялись запаха пороха, регулярно, как того требует обстановка, бывали на передовой, наблюдали не только противника с передовых НП, но и хорошо знали, в каком состоянии пребывают их батальоны, роты и взводы, на что способны и не способны. Впоследствии, через все пять фронтов, с ним пройдут его боевые товарищи, генералы, полковники, которые к концу войны тоже станут генералами. Среди них генерал Н. Ф. Лебеденко. В августе 41‑го Лебеденко командовал 91‑й стрелковой дивизией, которая входила в состав 19‑й армии. А в начале января 44‑го генерал Лебеденко, командуя 50‑й стрелковой, которая тоже из бывшей 19‑й, коневской, смоленского состава, одним из первых ворвётся в Кировоград. 50‑я дивизий в то время будет драться в составе 7‑й гвардейской армии 2‑го Украинского фронта. Генерал П. А. Курочкин, стоявший с ним плечом к плечу на витебском рубеже (20‑я армия), в период завершающей фазы Великой Отечественной войны будет командовать 60‑й общевойсковой армией 1‑го Украинского фронта. Генерал П. С. Рыбалко, командующий 3‑й гвардейской танковой армией — на завершающем этапе войны в дни Берлинской наступательной операции именно его танки, смяв глубоко эшелонированную оборону, первыми ворвутся в логово врага. Генерал А. С. Жадов, командир 5‑й гвардейской общевойсковой армией — они станут добрыми и преданными друзьями. После войны, оставшись уже не у дел, маршал и генерал будут вспоминать своих молодцов–гвардейцев, храбро дравшихся на Днепре и во время Львовско — Сандомирской наступательной операции, под Берлином и Прагой.
